«Мы шли по приказу Родины»

Кабинет заместителя генерального директора государственного предприятия «Минсктранс» Александра Данченко почти ничем не отличается от кабинетов других руководителей: стол, стулья, шкафы, папки с документами… Но среди полок, бумаг и книг яркими деталями просматривается еще одна очень важная для Александра Михайловича тема: Афганистан…

– О чем в детстве мечтал мальчишка из Ново­зыбковской глубинки?

– Стать военным, причем десантником. Военным – потому что мы росли на рассказах старшего поколения, прошедшего через испытания войной. Мои оба дедушки погибли на фронте. Хотелось быть похожим на тех солдат и офицеров, которые, не щадя себя, отстояли нашу Родину. Чтобы при необходимости уметь и быть готовым защищать родных и близких. А десантником… Соседский парень вернулся из армии и подарил мне свой берет. И он мне запал в душу. Вот я и решил, что тоже стану таким, как сосед: мужественным, крепким.

– Мечты мечтами, а реальность…

– Поначалу я шел к осуществлению задуманного. После школы учился в Гомельском СПТУ-67 на газоэлектросварщика и в ДОССАФ занимался парашютным спортом, получил второй разряд, совершил 65 прыжков. Так что, когда меня призвали в 1983-м году отдать долг Родине и зачислили в ВДВ, радости не было предела. Первая часть мечты сбылась.

– А потом?

– Потом была «учебка» в Туркестанском военном округе в городе Фергане, в которой готовили военнослужащих для подразделений воздушно десантных войск, которые дислоцировались на территории Афганистана. До нас уже тогда доходили слухи о том, где, может, придется служить. Но пока самолет не доставил в Узбекистан, в это не верилось. Дальше – шесть месяцев тотальной подготовки. Три месяца – марш-броски, рукопашный бой, строевая. Потом еще три – в горном центре, где условия были сродни тем, что ожидали нас в Афганистане. Мы отрабатывали зачистку кишлаков, восхождение на гору с полной амуницией, а это около пятидесяти килограммов. Почему? Изначально подготовку осуществляли в Витебске, но после обращения командования с претензиями о слабой подготовке личного состава, было принято решение о создании «учебки» в Фергане, так как климатические условия там ближе к афганскому климату. За те несколько месяцев я отбегал, наверное, больше, чем до этого отходил за восемнадцать лет своей жизни, а ведь школа моя располагалась не близко.

– Гомельщина – теплый регион Беларуси, но климат там все же не такой, как в Узбекистане или Афганистане. Как проходила адаптация?

– Тяжело. Одно дело, когда бежишь по своей земле родненькой, где все тебе помогает, и совсем другое – там. Самым непростым было привыкнуть соблюдать питьевой режим, особенно в условиях дефицита. Флягу с водой нам выдавали на определенное время. Нужно было правильно рассчитать, когда и сколько лучше выпить жидкости, чтобы и жажду утолить, и следующего пополнения припасов дождаться. Бывало и такое: вроде и напился воды, она стоит в горле, а пить все равно хочется. Потом уже постепенно приспособились. Из-за некачественной воды, несмотря на всю дезинфекцию, солдаты все же подвергались таким заболеваниям, как: гепатит А, брюшной тиф, малярия, дизентерия и другие.

– Помните тот день, когда пересекли границу и оказались в другом государстве?

– Из Ферганы нас отправили на ТУ-154 в Кабул. Мы не осмысливали, куда мы прилетели, что нас здесь ждет.

В Кабуле определили в 103 Витебскую воздушно-десантную дивизию, 350 парашютно-десантный полк. Мое подразделение – 3 батальон 350 полка, который дислоцировался в провинции Гильменд, городе Гиришк.

– Как прошло боевое крещение?

– Оно не заставило себя ждать – случилось в первые же сутки. По прибытию нас распределили по ротам, по взводам, закрепили оружие. А ночью начался обстрел. Мы выскочили из палаток и, несмотря на то, что мы прошли серьезную подготовку, растерялись и не знали, что делать. Пули свистели по-настоящему, мины рвались, осколки летели во все стороны. Мы попадали на землю. Это уже не учебка… Лежали и думали: живые или нет. В такие моменты важно не поддаваться панике, иначе столько беды можно натворить. К нам подбежал сержант, показал сектор обстрела, мы заняли боевые позиции, открыли ответный огонь. Со временем привыкли и к такому. Просто знали – нужно выжить.

– Рассказы о ратных подвигах для подростка звучат романтично. А когда сталкиваешься с войной лицом к лицу?

– Все зависит от конкретного человека. После некоторого времени в Афганистане, после рассказов о том, как из-за ошибки командира гибнут люди, было страшно брать на себя такую ответственность, и я задвинул свою мечту о военной карьере в дальний ящик. Если на заводе ошибается инженер, это выливается в финансовые потери, которые можно возместить. А вот челове­ческие потери уже не вернуть. И как потом смотреть в глаза матерям, чьи сыновья погибли из-за твоей ошибки…

– Но при этом у вас медаль «За отвагу»…

– Был октябрь 1983 года. Новобранцев старались не брать на крупномасштабные задания, чтобы они успели пристреляться. Был парко-хозяйственный день, и в нашей части почти не было людей. А тут поступили сведения, что обстреляли колону движущуюся из Кандагара в Герат. Срочно требовалось подкрепление, которое возглавил сам командир роты. Приехали на место, стали прочесывать. Так получилось, что группа подкрепления ушла далеко вперед, не подавая никаких сигналов тревоги, а мне, как молодому и не обстрелянному бойцу, поручили прикрывать танк. В зеленке случайно заметил дуло гранатомета, нацеленного на наш танк. «На автомате» открыл огонь. Такого поворота ни я, ни мои сослуживцы, да и никто не ожидал. Противник хотел подпустить технику ближе, чтобы уничтожить наверняка, он и не думал, что рядом с ней будет кто-то еще.

Я перестал стрелять, только когда разрядил четыре магазина патронов. Потом мы убрали ветки, а там – четыре душмана. После этого случая долго не мог спокойно спать. Никак не мог осмыслить, что я смог убить человека. Это уже потом понимаешь, что это – враг, и что он при любом удачном случае сделал бы это с тобой.

– Когда было в последний раз страшно?

– Страшно было всегда, но чем ближе время подходило к дембелю, тем страшнее становилось. И очень жалко тех ребят, которые почти отслужив, уходили на последние боевые и не возвращались. Столько пережить за полтора года и уйти незадолго до дембеля – очень жестоко!

До момента пересечения государственной границы было и сильное волнение, и радость, и страх. А когда пересекли – не верили, что вернулись на свою землю. И, как это не прозвучит стыдно, не смогли удержать слез и ком в горле мешал дышать. Все начали поздравлять друг друга, что едем домой. А на чужой земле остались вечно молодыми многие мои товарищи…

– Как изменился юноша, прошедший войну?

– Человек, побывавший на войне, совсем по-другому смотрит на жизнь, он ее ценит совсем не так, как люди не заглядывавшие в лицо смерти. Возьмем даже просто службу в армии. Я всегда на встречах с молодежью говорю: «Служба нужна и важна». Здесь парень становится мужчиной, начинает ценить материнский труд. На гражданке мама и пуговицу зашьет, и обед приготовит, и рубашку погладит. И это обыденное, кажется, так и должно быть. В части солдат делает все сам. У него мышление меняется. В условиях боевых действий проступают другие качества. Поделиться последним глотком воды, прикрыть собой командира, который может вывести группу из-под обстрела или удачно завершить операцию… Сейчас я ценю каждый прожитый день. Проснулся, живой – слава Богу. Хочется, чтобы в наше мирное время ценили солдат, ведь это не наемные военные, а наши дети и от них зависит наше будущее.

– Как вы думаете, почему бывшие воины-интернационалисты не хотят говорить о том, что пережили в Афганистане?

– Не хотят будоражить в памяти то, что они пережили. Да и разные есть слушатели, которые могут не поверить в рассказанное, а потом еще и покритиковать. Хотя это ошибка многих ветеранов, ведь люди должны знать правду о войне, а они узнают со слов тех, кто ее не видел. Мы не молодеем. Многие ребята вернулись с физическими ранениями, а все без исключения – с ранеными душами, и с каждым годом нас становится все меньше и меньше. В условиях тотальной информационной войны искажается правда. И мы, те, кто выжил, должны говорить о ней. Мы поехали туда не зарабатывать деньги или льготы, а по приказу Родины. Ехали помогать Афганскому народу и защищать свою страну на дальних подступах к нашим границам. По приказу ушли с развернутыми знаменами.

– Афган часто снится?

– По возвращению со службы очень часто. Даже иногда страшно было просыпаться. Казалось, сейчас открою глаза, а там снова – второй ярус кровати и потолок нашей глиняной казармы…

Сейчас, после стольких лет, конечно, реже. Когда повстречаемся с друзьями на мероприятиях 2 августа или на День вывода войск, поговорим, вот тогда снятся сны. После службы работал на предприятиях Гомеля, Гомельской таможне и в Комитете госконтроля области. Был начальником управления безопасности ОАО «Гомельский завод литья и нормалей», затем депутатом Палаты представителей Национального собрания Республики Беларусь седьмого созыва по Гомельскому-Сельмашевскому избирательному округу № 32. Теперь – заместитель директора государственного предприятия «Минсктранс». Но где бы ни работал, своих братьев – именно так называю воинов-интернационалистов – никогда не забывал и не забуду. Стараюсь остаться таким, какими мы были там: готовым быть рядом в трудную минуту. Будучи депутатом и заместителем председателя Гомельской областной организации «Белорусский союз ветеранов войны в Афганистане» оказал содействие в установке памятного знака Воинам интернационалистам в районном центре Корма Гомельской области, где также было установлено самоходное артиллерийское орудие «Нона». Всегда стараюсь принимать участие во всех мероприятиях, митингах, других мероприятиях, а также поддерживаю связь со своими боевыми товарищами со всего постсоветского пространства. Потому что помню. И для того, чтобы знали и помнили другие.

Ирина ЮШКЕВИЧ, фото автора и из личного архива Александра ДАНЧЕНКО